Царевна из города Тьмы - Страница 23

— Он станет человеком! — воскликнул Царь-Нищий, задыхаясь как будто после тяжкой полевой работы. — Только человеческие судьбы записаны в светоносной книге звезд! Спустимся вниз, разбудим этого счастливца, уже утро встает на земле.

Но дива не пришлось будить: он, который имел обыкновение спать шесть месяцев в году, не мог в эту ночь заснуть, он ждал звездного приговора, решения судьбы, и голубок, душа его, метался в смятении, то вылетая из широко открытого рта, то вновь пропадая в нем, как в пещере. Ветерка не было, но листва деревьев трепетала: это вздохи Афсара заставляли ее дрожать.

— Теперь мы можем понять, — сказал Царь-Нищий, — почему душа Афсара вылетает из его рта в виде голубка. Это душа человека, и ей противно быть в теле дива.

И Царь-Нищий приказал Афсару:

— Встань и повернись лицом к утренней звезде и произнеси такие слова: «Ум не в возрасте, сила не в росте!»

Афсар повернулся поросшим звериной шерстью лицом к утренней звезде и голосом сомнения и надежды повторил вещие слова. И тело его стало уменьшаться, а голубок, радостно взмахнув крыльями, навсегда скрылся во рту дива, и в глазах Афсара появился добрый свет человеческого разумения.

Гор-огды был потрясен, он воскликнул:

— Смотри, Афсар, теперь, когда я сяду па Гырата, я достану рукой до твоей головы. Ты уже не див, ты просто великан!

Царь-Нищий бросил на Гор-оглы взор укоризны — мол, ее торопись, не мешай, — и продолжал:

— Афсар, подойди к сараю, возьми в свои руки кетмень, трижды ударь но земле и трижды произнеси: «Сердце матери — в сыне, а сердце сына — в полевом труде, в злаках и плодах!»

Трижды повторил Афсар, ударяя землю кетменем, эти вещие слова, и тогда его тело избавилось от звериной шерсти и стало сильным человеческим телом. Афсар захохотал, но его счастливый смех был теперь смехом человека: он гремел, но уже не потрясал, как раньше, деревья и пустынные дали. И не от смеха Афсара проснулся город, а потому что настало утро.

Сосед Царя-Нищего, табунщик Бадалбай, вышел в свой сад с кетменем и крикнул:

— Эй, Гор-оглы, эй, Царь-Нищий, опора Чамбиля и учитель Чамбиля, что же вы не пристыдите своего гостя: такой огромный, а стоит среди бела дня в чем мать родила!

Афсар, впервые устыдясь своей наготы, побежал в дом Царя-Нищего, а Гор-оглы промолвил голосом счастья:

— Его не мать родила, он рожден городом равных! Это див Афсар, который стал человеком!

Бадалбай, родом киргиз, привык, когда ои еще нас чужие табуны в глухих горах, сочинять песню обо всем, что видел и слышал. И он запел песню о том, как див Афсар преобразился в городе равных и стал человеком.

Люди обрадовались этому событию и этой песне, сказали:

— Вот каков, оказывается, Чамбиль, город справедливости: здесь не только рабы, но даже дивы становятся людьми!

В честь второго рождения Афсара был устроен пир. Пришли па пир все чамбильцы, от мала до велика. Биби-Хилал соткала для Афсара одежду, и сказывают, что на один только халат пошло столько домотканого полотна, что можно было одеть сорок воинов. На пиру Афсар съел триста блюд с лапшой, тридцать вертелов очистил от мяса, проглотил три котла плова. Попробовал он и вина, сделанного из чамбильских виноградных лоз, осушил разом целый куши пи, поднялся во весь исполинский рост и заорал:

— Хочу драться. Кто вступит со мной в единоборство?

— Подожди, Афсар, — стали его успокаивать чамбильцы. — Не пей больше, а не то утратишь человеческий облик, станешь опять мохнатым, безмозглым дивом.

Афсар послушался их, сразу отрезвел и отодвинул от себя вино подальше. Гор-оглы попросил, чтобы Афсар рассказал людям о государстве дивов, но тот, обведя пирующих растерянным взором, сказал после долгого молчания:

— Не могу ничего припомнить. С тех пор, как я стал человеком, клянусь вам, братья-люди, утратил я память о том, как я был дивом. Помню только, что нет в государстве дивов ни солнца, ни луны, что правит этим государством Белый Див.

Помню еще и то, что Белый Див рассердился на меня за то, что засыпал я где попало и сон мой длился шесть месяцев, и прогнал меня. А чтобы я не погиб от голода, за прежние мои заслуги наградил меня Белый Див бронзовым луком: стреляй, мол, добычу, — тем самым луком, которым ныне владеет Гор-оглы.

Подивились люди этому происшествию и разошлись но домам. А когда настало утро, див Афсар проснулся со свежей головой и начал строить жилище. Мысли его теперь были в злаках, в плодах, в полевом труде, и, кроме огромного роста ничем уже не отличался он от прочих чамбильцев. И люди ему перестали удивляться, вернулись к своим каждодневным работам, а Гор-оглы вернулся к работам еженощным: он искал те глаза, что блеснули ему, как звезды, в ночной листве.

И вот настала та ночь, которую уже никогда не забывал Гор-оглы. Он стоял, прислонясь к стволу чинара, охваченный неясным желанием, неведомым томлением, непонятной тревогой. Тогда-то над его головой пролетела горлинка, та самая, что и в первый раз, — это сразу понял Гор-оглы. Она уронила со своих крылышек блестящее кольцо, и оно скатилось к ногам Гор-оглы. Сын слепца поднял его с бьющимся сердцем. Видимо, кольцо это было волшебным, ибо на ном, таком маленьком, Гор-оглы увидел при свете звезд и дворец, и сад, и девушку неописуемой красоты. Он узнал ее глаза, те глаза, что глядели на мир, удивляясь и обольщая. И еще письмена были на кольце, и Гор-оглы прочел: «Иди в Ширван и найди царевну Зульхумар».

Гор-оглы не мог оторвать глаз от красавицы, во весь рост изображенной па маленьком кольце. Подобно тому как Афсар родился заново, превратясь из дива в человека, родился заново и Гор-оглы. Как волновалась его душа, когда ему открывалась, благодаря знаниям Царя-Нищего, еще одна тайна Вселенной, когда перед ним проходили, начертанные в книгах, события прошлого, когда приподнималась завеса над событиями грядущего! Но то, что волновало его душу сейчас, было не похоже па прежнее волнение, когда он проникал в глубину знания. То волнение было светлым, а в этом волнении были и свет, и смута. Не знал Гор-оглы, что имя этому новому волнению — любовь.