Царевна из города Тьмы - Страница 36

— Милые сестры, пусть наши слезы упадут на врагов, словно каленые стрелы, и пусть наши стрелы вызовут у врагов слезы. Не время плакать, время биться!

С новой силой разгорелась битва. Она длилась двое суток. Доброе сердце земли испуганно забилось под копытами копей. Уже запылали сады Чамбиля от выстрелов кремневых ружей, уже лилась во вражеском стане драгоценная вода из бурдюков, распоротых копьями. Царь-Нищий, глядя в трубу с увеличительным стеклом, увидел, что число павших чамбильцев было меньше числа мертвых врагов, но число живых врагов было неизмеримо больше числа живых чамбильцев.

Тысячи лет поднималась над пустыней луна, и не видела она жизни. Вспыхнула жизнь на краткий миг, вырос в пустыне Чамбиль, и вот эту жизнь, едва родившуюся, истребляла смерть. И казалось, что луна завесилась облаком печали, чтобы не смотреть на безумство людей, уничтожающих друг друга. Родники, чудом возникшие в пустыне, перестали петь, они жалобно причитали. С укоризной шумела чамбильская листва, цветы гневались, пылая, колосья отворачивались от людей и снова поднимались к ним, прося защиты.

— Гор-оглы все нет, — сказал Сакибульбуль Царю-Ннщому среди полной, тревожной темноты. — Нам нужна передышка. Подай совет, как нам быть, ибо ты мудр.

Асад и Шадман не дали Царю-Ншцему и слова вымолвить, заговорили сразу вдвоем:

— Мы опытные воины, крепко сшиты, ладно скроены. Примите, почтенные старики, наш совет. Пока пе взошел утренний свет, проберемся в стан врага под покровом ночи, побеседуем с ханами покороче. Один из нас умертвит Рейхана, другой рассечет пополам Шахдара. Не оправятся враги от нежданного удара. Уйдут насильники восвояси, боясь и подумать о своем смертном часе!

Царь-Нищий покачал головой:

— Приятны ваши слова для слуха, но сердцевина их пуста. Враги бдительны, их ночная охрана не дремлет, изловят вас, убьют на месте. Прежде чем уничтожить Рейхана и Шахдара, надо, чтобы они поссорились друг с другом: ведь каждый из них втайне думает только о себе. А мы от этой ссоры получили бы передышку. Моя труба с увеличительным стеклом видит звезды ночью, увидела она и ханские шатры поутру. У хана Шахдара шатер из красной парчи, реет над ним знамя с изображением дракона. У Рейхана — шатер из синего шелка, над шатром — знамя с изображением льва. Помогла мне утром труба звездочета, поможет мне ночью посох нищего.

Приказал Царь-Нищий принести кусок белого полотна, и на том полотне, при свете светильника, вывел старик такие слова: «Дракон съест льва. Шахдар — глава всех владык Вселенной».

С этим куском полотна вышел Царь-Нищий из осажденного Чамбиля, тихо стукнул посохом о землю, пронесся над вражеским войском, слившись с темнотой ночного неба, и в одно мгновение оказался над самым шатром хана Шахдара. Сорок воинов, подняв копья, охраняли шатер. Царь-Нищий, упершись посохом в крышу шатра, повесил на знамя кусок полотна и с той же быстротой вернулся обратно в город, и люди Чамбиля, не знающие сна, благословили посох нищего.

Когда забелело утро и Шахдар вышел из шатра, чтобы совершить омовение, он поднял глаза и увидел на своем знамени кусок полотна. Он прочел надпись — и обомлел. Сердце его, наполнившись гордостью, чуть ее выскочило из груди. Оторопели и стражи. Шахдар воскликнул, вздымая руки к небу:

— Сам господь избрал меня главой над владыками!

Иначе, разумеется, встретил весть о чудесном куске полотна хан Рейхан.

— Это плутовство! — негодовал он. — Это Шахдар, пыль под моими ногами, хочет меня опутать силками лжи! Я возвеличил его, приравняв к себе, а он, подлый хвастун, задумал стать выше меня!

Пошли между ханами попреки, ссора, брань. Два войска, забыв о Чамбиле, уже готовились к побоищу между собой. А Чамбиль вздохнул с облегчением. Целые сутки отдыхала его земля, израненная копьями и стрелами, побитая камнями. Царь-Нищий ее отнимал от глаз трубы звездочета, но не появлялся Гор-оглы в ее стекле.

Между тем ханы помирились. На то они и ханы, чтобы мириться, когда нужно совместно убивать. Снова на Чамбиль обрушился железный дождь каленых стрел. Решил Сакибульбуль, что снова нужна передышка, пока не прибудет Гор-оглы. Он был не только умен и сведущ, — на ханской службе он обучился и хитрости. Взобравшись на скалу, Сакибульбуль громко воззвал к вражеским воинам:

— Остановитесь, ибо я хочу просить о пощаде!

Пустыня огласилась ликующими кликами. Рейхан и Шахдар прискакали к передним рядам. Они торжествовали: слова Сакибульбуля заставили их забыть о недавней ссоре.

Шахдар сказал Рейхану:

— Этот человек, по прозванию «знаток лошадей», был моим главным конюшим. Видно, в городе голяков и нищих стал он знатоком людей, увидел, что битва со мной бессмысленна.

А Сакибульбуль продолжал:

— Мы, чамбильцы, поняли, что не под силу нам сражаться с войсками двух властелинов. Кто же из вас, великие ханы, станет властелином Чамбиля, его пашен, садов, родников и людей?

Кому прикажете, тому и подчинимся, но подчинимся одному, а не двоим, ибо нам надоело многовластие!

Опять пошли между ханами споры: кто, мол, станет хозяином Чамбиля, этого богатого города. Опять Чамбиль получил передышку. А пока ханы ссорятся, пока земля Чамбиля перевязывает свои рапы перед новой битвой, посмотрим, как мчатся по небу Гор-оглы и Афсар, один верхом на крылатом коне, другой — на спине ушастого дива.

Далеко позади остался Ширван, далеко, в другую сторону, полетела пери Юнус, и вот уже видны седые вершины чамбильских гор. Лишь одна из вершин оказалась не седой, а бурой, она двигалась, эта гора, со стороны пустыни, и, вглядевшись в нее, понял Гор-оглы, что летит им навстречу верхом на крылатом слоне исполинский див. Ногами, свисающими со слона, взрыхлял он землю, как сохой. Усы и взлохмаченная борода щетинились густыми волосами, за ними не видно было ни рта, ни носа.